Надежда Васильева

В один из дней, приехав из школы, малыши, вываливаясь из автобуса, дружно кричали: «Каникулы! Каникулы». Боба понял, радуются свободе. Значит, возить в школу их больше не будут. В доме теперь было до того шумно, что Боба то и дело выбегал во двор. Из-за сарая потягивало дымков. Это курили Вовка-Битюк, Сапог и Перец. Запах курева Боба не любил, а потому всегда ворчал. Вот и сейчас. Перец бросил в него ледяным снежком.

              — Брысь отсюда, шпион!

                                                                                                                                                          — Да ладно ты, Перец. Отстань от псины. Что сказать-то хотел?

              — Новый год на носу. Как отмечать будем?

              — Я с клеем завязал. Не хочу эту гадость больше нюхать.  Уделаешься в него весь, ни отодрать, ни отстирать.

              — Тогда водки давай купим. Я своим городским корешам заказать могу.

              — А кто в ночь дежурить будет, не знаешь?

              — Слышал, Михалыч у Нинушки просился.

              — Ну, тогда порядок. Этот нос совать не будет. Он свои дела в дежурство крутит. —  Сапог  криво ухмыльнулся. Видать, «старики» знали все слабости физрука.

              —  Ты посмотри, гад опять подслушивает! — ногой замахнулся на Бобу Перец. Боба не спеша отошёл в сторону.

              —  Ну, блин, ты даёшь, Перец! Счас! Смотри! Пёс Нинушке нашепчет!        

                                                                                                                                                          Перец заржал, кривляясь. Похоже, самому стыдно стало.

У Бобы от его дурацкого смеха даже в боку зачесалось.  Быстро пощёлкал зубами. Не блохи ли завелись? Допустить такого было нельзя. Прощай бы тогда сладкая жизнь. Нет, не блохи, нервы. Да и откуда блохам быть? Уж сколько времени с сородичами не общался. Медичка Лидочка всегда заверяла директрису, что за ним, за Бобой, никаких болячек или живности не водится. Мол, она за этим строго следит. Да уж! И пальцем не касалась. Так, издали посюсюкает. Откуда ей про живность знать? Ну, вообще-то, шёрстка у него была чистая. И даже лапы всегда тщательно вылизаны. Сам неряшества не терпел. Но и ногти, как медичка, никогда бы красить не стал.

               Чихнув в сторону курильщиков, Боба побрёл к крыльцу.

                

* * * 

Ночь ошалело бежала вслед  за поездом, спотыкаясь о гулкие шпалы. И только звёздное небо никуда не торопилось. Вселенной нравился этот весёлый скорый поезд, который стремительно нёсся по замкнутому кругу времени. Одно купе от другого отделялось не одним десятком лет, но для звёзд, которые с  любопытством заглядывали  буквально в каждое вагонное окно, это странное обстоятельство не имело абсолютно никакого значения. Они увлечённо записывали  на плёнку вечности такие  откровенные признания:

 « Крепкий орешек, этот дед! Не дай-то Бог нашей бабуле на старости лет под его дудку плясать!»

 «Вишь, как, бывает, судьба распорядится! В одной семье один брат за белых, другой - за красных».

 «Нет, мужики!  Не понимаю я, как можно любить за деньги. У меня желанье из души идет. И по-другому не получается».

 «А вообще-то был женат. Только ушла она от меня через три месяца. И причина пустяковая. Не нравилось, как я ее фотографирую».

 «Баба в ревности злее ведьмы  в ступе. Я, говорит, так тебе сделаю, что не только любовницу свою, себя забудешь!»

 «Разве мужчине с женской логикой совладать?!»

 «Умеют они жить! Так и вспомнишь Пушкина "За морем житье не худо!"»

 «Я тоже своего мужа только сейчас по-настоящему ценить стала».

 "Всякое зло к человеку возвращается. Камней в желчном пузыре столько накопила, что чуть на тот свет не ушла». 

  «Так-так-так! Так-так-так! Так-так-так!» - поддакивали участливые колёса. А по радио  тихо, нежно и очень ненавязчиво, звучал  всё тот же мягкий тенор:

 

            Сквозь вечер, выкрашенный в тёмно-синюю пастель,

            Несёт плацкартную постель вагон, как колыбель,

            Сиреневый струится дым с плывущих мимо крыш.

            Давай с тобой поговорим…

            Да ты, приятель, спишь! 

(Строки из песни Олега Митяева)

(Девять купе. Девять характеров. Девять судеб. 

Девять откровений).

 

 

... У входа в магазин сидел какой-то незнакомый мальчик лет десяти. В магазине никого не было. Увидев её, мальчишка заулыбался, вскочил и куда-то побежал. Странно. Прошла к морю, вздохнула всей грудью. Сверкнули на солнце медные монеты и нырнули вглубь ленивых волн. Почему так непривычно тихо? И вдруг вспомнила. Время обеденной молитвы. По всему побережью отключают музыку. Самир с Мустафой на молебне. И молятся арабы не мало, по пять раз в день. Облегчённо вздохнула. И тут спиной почувствовала его присутствие. Резко обернулась. Вряд ли когда сможет она забыть этот взгляд! Он стоял в какой-то странной позе, словно застыл на бегу. И грудь вздымалась после быстрого бега. Ах да! Она должна подойти первой. Ему этого делать нельзя. За ними опять наблюдают. Улыбнулась, подошла, протянула руку. Он пожал её, обнимая двумя ладонями. И жестом предложил зайти в магазин.  Она присела, как всегда, на скамеечку у двери. Он – напротив, забился в свой любимый угол. Она достала из сумочки визитку, протянула ему.

                - Это номер мобильника, а это - адрес электронной почты. Я пришлю тебе свои программы по английскому языку. Они с переводом на русский. Разберёшься.

 Он взял визитку, прижал её к губам и вдруг заплакал. Слезы капали на джинсы, как первые капли  дождя, редкие, тяжёлые и крупные. Он старался глушить всхлипывания, но они всё равно прорывались. «Ну, дела! -  промелькнуло в голове. – Как в индийских фильмах!» ...

(Впечатления от путешествия в Египет).